ОХОТА

    Ночь – это замечательное время для охоты. На небе могут быть звезды или все затянуто облаками, может быть ветер или тишина. Это ничего не меняет – я хочу есть. Темнота расширяет мне зрачки. Я слышу шорох своих лап. Самое главное – запах. Он рождается на теле добычи и, рано или поздно, попадает мне в ноздри. Тогда надо решать – как далеко, и вообще – буду я это есть или нет. Замереть на секунду – тогда появляется образ, и я начинаю быстро перемещаться в сторону жертвы. И вот тут важно - куда дует ветер и светит ли луна. И хотя я имею право на ошибку – ведь сейчас у меня нет детенышей и я охочусь только для себя, все равно надо быть осторожной – я должна наесться до рассвета.

    Судя по запаху, добыча невелика и молода.. Нюхаю... и без длинной шерсти. Если есть возможность выбирать, то чем короче шерсть, тем лучше...Странно. Такая добыча, как правило, в стаде и запах приходит целым облаком. Значит отбилась. Старые говорят : «Охота завершается удачно, если добыча предназначена именно тебе». Я почти на месте. Тихо. Еще тише. Крадусь. Вместе с ритмом ветра и травы. Медленно.. очень медленно. Прикрываю глаза – ведь они светятся. Еще медленнее. Проникаюсь уважением к добыче – я знаю какого размера она может быть если вырастет. Одному из наших такая проломила череп. Замираю.... Беспокоится, по ее шерсти идет рябь. Запах усиливается до невозможности... Прыжок! Жертва пытается убежать... Нет! Я быстрее! Я лучше вижу в темноте! Я делала это много раз! Меня учила мать... Удар. Укус. Есть! Я победила! Я стою на напряженных лапах, сжав челюсти, язык в крови. Хорошо. Конвульсии, последний взмах копытом. Все. Я точно знаю, что все. Твоя жизнь теперь моя. Чувство, похожее на благодарность. Я ем. Жадно, но аккуратно. Хруст костей, нежное мясо. Ты совсем недавно перестала пить молоко. Вкусно.

    Мне повезло – я успею съесть большую часть сама. Вокруг, очень далеко вокруг, нет запахов других охотников. Это моя территория и сегодня ее никто не нарушил. Те Кто Доедает, уже ждут в траве. Я почти все съела, остатки – им. Я довольна. Я сыта. Я чувствую свою власть над миром и власть мира над собой. Я пою...


РЫЖАЯ

    Я была блондинка. Долго. Вся сознательную жизнь. От одуванчикового цвета пяти лет от роду до персиковой блондинки в период между первым и вторым замужеством. Это давало преимущество, даже преимущества. Но роли ограничивались стервой белокурой бестией (на которую я не очень то тянула по внутренней своей доброте) и блондинкой – ресницами хлоп-хлоп – иногда удобно.

    Все началось с того, что мое правое полушарие взбунтовалось и захотело как минимум равноправия. Сколько можно притворяться, что логика и разум основные мои качества. Притворяться в первую очередь перед самой собой. Что мои студенческие рисунки, нарисованные во время учебы в техническом вузе не более чем психологическая разгрузка. Что интуиции у меня нет. А есть трезвый расчет и тактическое планирование. Притворяться можно было бы еще, если бы не предоставленная судьбой возможность заняться технической, логической, научной в конце концов, работой. Вот тут то моя душа (наверное это была она) и не выдержала. Она рвалась от компьютера... прочь, куда-нибудь... А до мозгов начало доходить, что если ты что-то можешь, это не значит, что тебе это должно нравиться.

    Компенсировалась нелюбимая работа походами по магазинам. В витринах и зеркалах отражалась бледноватая тоскливая девушка. Не хватало цвета. Первым знаком будущих перемен была покупка отчаянно яркой вязанной шапочки в честь счастливого избавления от второго замужества. Действительно яркой, во всяком случае оранжевый, красный и бордовый цвет там присутствовали.

    А когда наступила весна... я стала рисовать. Взахлеб. Могла проснуться на рассвете, посмотреть в окно и замереть до слез. И не знала кого благодарить (знала конечно) за это счастье. Счастье Видеть и Чувствовать. То что нельзя передать словами, а можно только нарисовать.

    Рисовать получалось только забросив свою работу. А работая свою научную работу получалось только ходить по магазинам. Вещи становились все ярче. Почему-то стал проявляться зеленый цвет, котрый я раньше не носила вообще. Апогеем шоппинга стала рубаха немыслимых цветов, впрочем подходящих как друг к другу так и мне, и крашеный в те же цвета костяной браслет и шарф. Психологическая подоплека подобных покупок была мне ясна, что не мешало ими наслаждаться.

    А потом наступил он, Отпуск. Я выпросила себе целый месяц. Первая половина отпуска была полна чтением, рисованием и сопровождением подруги в ее дизайнерских поисках по оформлению своей новой квартиры. Ната меня назначила на должность консультанта-советчика и возила по разнообразным магазинам попутно объясняя свои идеи. «Тут будет стена скругленная, а в ней встроенный шкаф...Ты разрисуешь мне стены в детской, но рисунки должны перемежаться багетом и полосками сточенных зеркал... Унитаз будет стоять наискосок, все будет в марокканской плитке, а светильник я купила в Интерьерах Махараджей... » При каждой второй попытке уточнить детали следовал ответ начинающийся со слов «нет ты не поняла...». Дизайн танцевался от псевдоантикварной мебели, привезенной из Питера, которую нужно было еще обить «правильной» тканью. Задача усложнялась тем, что «правильные» ткани начинались от 200 евро за метр по цене и 100% шелка по составу, а «правильные» на наш взгляд люстры должны были быть из муранского стекла, что выходило за пределы сметы, утвержденной ее мужем. Выдержать все это можно было с трудом, если бы не счастливый случай, который завел нас в аптеку, где мой взгляд упал на полку с эфирными маслами. Понюхав от нечего делать несколько флаконов я обнаружила достаточно жизнерадостный запах, а прочитав на этикетке слова «шизандра» и «адаптоген» расхохоталась и решила, что это то что нужно для выполнения дизайнерских задач в таких условиях. Подруга металась по Москве с увеличивающейся скоростью. Дизайн обещал быть сочным, оригинальным и стилистически шизофреничным, так что многие вещи можно было простить. Например, поездку на просмотр отвратительной американской мебели, стоящей под транспарантом «дешевле не бывает». К мебели надо было идти полтора километра от метро вдоль третьего транспортного кольца. Вообще поиск крайне необходимых элементов дизайна проводился от строительных рынков и таинственных складов, куда попасть было так же сложно как на режимный объект, до элитных магазинов.

    Бригада рабочих хлопала глазами и не знала как реагировать на двух женщин одна из которых (моя подруга Ната) постоянно находилась в творческом экстазе и рисовала на бетонных стенах маркером как должно быть, а вторая (то есть я) с голодным видом смотрела на эти же стены в предполагаемой детской и изредка включалась в общий разговор, когда бригадир на ломаном русском пытался Нате объяснить и продемонстрировать на личном примере, что если вот так поставить унитаз, то сесть на него будет просто невозможно. В особых случаях, когда её креативное мышление казалось окончательно утрачивало связь с реальностью, вокруг собиралась вся бригада и муж, и чуть ли ни пихая друг друга локтями: «Ты объясни ей что так нельзя... Сам объясни». В отдельных случаях выигрывала Ната, и тогда бригадир закатывая глаза произносил тираду, общий смысл которой сводился к фразе: «Приходите здесь постоять пока рабочие будут делать, то что вы хотите, чтобы то что они будут произносить слышали вы, а не я».

    Денег на отпуск после обновления гардероба не осталось, но тут подвернулась возможность съездить в Питер и остановиться у знакомых. Питер встретил солнечной погодой и ветром. Если Москва это город физиков и технарей, то Питер – город лириков и гуманитариев. На вопрос о месторасположении достопримечательности москвичи отвечают количеством и порядком перекрестков и поворотов, а питерцы озвучивают названия улиц и набережных. То есть москвичи говорят так : «Пройдете два квартала прямо, затем на перекрестке направо, кажется второй или третий дом.». Питерцы позволяют себе роскошь не торопясь называть имена улиц. В движениях кассиров метро и супермаркетов сквозит артистизм, а в очередях проскальзывает юмор портового города с примесью интеллигентности. Конечно посетила Эрмитаж, успела попасть в Михайловский замок, неоднократно фланировала по Невскому: группа из двух волынок , скрипки и гитары значительно проигрывала одинокому волынщику с Третьяковки в Москве, что вызвало у меня снобистское удовлетворение. Старый город вызывал странные ощущения, обходя вокруг Михайловский замок, я явно слышала шелест своих юбок, хотя была как обычно в джинсах, а смотря в его окна представлялось, что я там высматриваю своего жениха. Эрмитаж был пиршеством ощущений, в зале Греческих богов я почувствовала себя язычницей, а в галерее истории итальянского искусства ... мне было стыдно и неловко – попав в светлое чистое пространство с росписью на стенах ...ком подкатил к горлу, я постаралась незаметно смахнуть слёзы – настолько сильными были мои впечатления.
    В семье, в которой я остановилась царила любовь да и мне были рады, так что мое пребывание в Питере было приятным.

    Вернувшись в Москву, я была полна энергии и продолжала расцвечивать мир вокруг себя: все в моей комнате было раскрашено – от шелкового абажура до цветочных горшков. Мои весенние рисунки в ярких багетах распределились по стенам, а я продолжала рисовать с недоумением пытаясь запомнить идеи светильников и предметов мебели, которые не давали мне заснуть по вечерам.

    Приближался конец отпуска. Надо было что-то решать. Представить, что я так и буду заниматься нелюбимым делом я не могла, но и менять профессию на художественно-творческую не имея ни образования ни связей – даже думать было страшно! На фоне этого внутреннего конфликта я переставала узнавать себя в зеркале, конечно это был он - кризис самоидентификации. Очередной раз удивясь своему отражению, я задумалась...надо было что-то с этим делать, например изменить свой образ так, чтобы это безобразие прекратилось. Светлый цвет волос начал ассоциироваться с инфантильностью, в нем не хватало энергии. И как любая женщина в моей ситуации, я набрала номер телефона своей парикмахерской: «Здравствуйте, Аня будет работать в субботу?...Запишите!!». Явившись в назначенное время, я огорошила своего мастера: «Хочу быть Рыжей!» именно так, с большой буквы. Оговорив оттенок, который должен был быть притягательно естественным, вовсе не напоминая Карлсона и морковку, Аня приступила к смешиванию трех оттенков. Не знаю кто из нас больше волновался, наверное все-таки я. «Новый цвет, новая прическа - новая жизнь», - прочитала Аня мои мысли, кладя мазок за мазком на мои светлые волосы. За окном раздался удар грома. Через положенное время трансформация была завершена, посмотреть на результат собралась вся парикмахерская. Общее мнение было восхищенным, а я чувствовала себя...собой! И даже немного ведьмой, в хорошем смысле этого слова. Невидимый поток энергии, начинающийся от корней моих волос струился вокруг, насыщая меня решимостью и весельем. А через два дня я услышала свое новое имя, но это уже совсем другая история...

сентябрь, 2006


РОДИТЕЛЬСКИЙ ДОМ
(заметки мимоходом)

    Обстоятельства... Обстоятельства сложились таким образом, что я была вынуждена переехать к родителям. Так, под одной крышей оказались четверо людей, включая младшего брата, и мой кот по имени Шустя помоечно-разыскной породы. Проживание происходило на фоне нескончаемого ремонта. И конечно же, было более динамичным нежели в индивидуальной, правда съемной, квартире. С родителями я не жила очень давно, все как-то с мужьями или одна. Раньше, хмурым зимним утром, прошаркав в туалет, можно было спокойно вернуться под теплое одеяло и мирно доспать часок-другой. Теперь главное было ни на кого не наткнуться по дороге туда и обратно. Вообще я плохо воспринимаю разговоры даже за завтраком и начинаю адекватно реагировать на происходящее только после второй чашки чая.
А тут..: "Ты что, уже проснулась?! ". Ну, после этого вопроса я действительно... уже. Следующий вопрос ставит меня в тупик: "На завтрак будешь сырники или рыбу?"
"Бутерброд!" - выпаливаю я и приземляюсь на свободный стул. Кстати про бутерброд... утром я вряд ли замечу подобную мизансцену, а вот вечером.....папа и кот некоторое время смотрят друг на друга, затем кот зевает и, якобы незаинтересованный, отворачивается - "А не твое дело!" - , немедленно реагирует папа, доедая бутерброд с салом. В его юморе человека, пожившего в нескольких городах, в том числе и в Одессе, главное - это интонация и выражение лица. Видимо, я достаточно часто пребываю в своих мыслях, а количество проживающих в квартире, их характер и желание общаться периодически выдергивают меня в реальность, правда не моментально. Диалог с братом в воскресенье:
Брат: А какое сегодня число?
Я: Не знаю....
Брат: А завтра?
Я: Завтра? Тринадцатое!
    Плюс ко всему в доме постоянно кто-то спит вне зависимости от времени суток. Кажется подобный кошачий режим свойственен всем членам семьи - спать надо тогда, когда хочется. Или когда получается. Например, мой шеф любит звонить мне вечером, накануне того дня к которому надо сделать: "...два эксперимента...ага, обработай...Что же еще...ах, да и посчитай мне пожалуйста..." Так и получается, что иногда восемь утра - это середина ночи, как в мультфильме про Масяню. А вечер у нас начинается приблизительно в двенадцать. В доме происходит оживление и все собираются на кухне. Под обсуждение "Казуса Кукоцкого", психологических портретов героев Франсуазы Саган, процесса защиты диссертации маминого подопечного, рабочих перспектив брата поедается ...тут все зависит от содержимого холодильника. Вот в чем нельзя быть уверенной, так это в том, что оставленный тобой кусочек правильного сыра или полпорции салата тебя дождутся. Я теряюсь от моментальной смены декораций. Вот я наливаю себе чай, разогреваю спагетти с мясом, вилку уже приготовила, отрезала кусочек черного хлеба и....отошла на секундочку. Возвращаюсь, на месте только спагетти - вилка в мойке, чашка на другом столе, хлеб съеден. А-а-а-а-а!!! Но. Папины блинчики! Мамины сырники! А молодой ягненок с овощами! А запеченая речная форель! А обалденный салат непонятно из чего, всё - результаты маминого творчества. Нет, я тоже иногда могу вкусно приготовить....но это все не то, ну вы же понимаете...